Что-то ведь должно быть после Конца Истории.
Что-то должно быть после того, как часы остановились.

Эта мозаика, эти соединения, эти мысли, - все это узор определенного полотна. Гигантского солнечного полотна.

И в минуту движения не ясно, что это за путь и куда он ведет.
Не знаешь, что произойдет, и степень ясности ума зависит лишь от обстоятельств, на сердце сотня обязательств, и взвыл волынки стройной гул, в военный рог мой друг продул четыре гулких дивных раза.
Я снова слышу эти слезы, я снова вижу эти губы.
Нить, режущая терпкостью пальцы, плетется движениями, в полном забвении кто-то шепчет то, что идет следом, кто-то знает, что именно будет после конца, после боли, знает и чувствует ход секундной стрелки.
Где-то существует тот, кто видит.

И если посмотреть ему в глаза, то ты увидишь мир.
И безмерно и навсегда в него влюбишься, - отдашь сердце миру, но не тому, чей взгляд подарил тебе это. Ты забудешь о его ресницах, - лишь темная и вечная глубина теплых зрачков, как бесконечная пещера с шершавыми стенами, все ниже и ниже, скользя по солнечному свету.
Забудешь о волне волос, о мягкости кожи, о впалости щек. Ты будешь помнишь "что", но навсегда исчезнет ответ на вопрос "как".
Как он на тебя смотрел.

И тот, кто хранит ответы на вопросы, всегда одинок.

В момент, когда долину огласил боевой клич, когда эхо разнеслось по траве, срезая ее, врезаясь в деревья, заставляя листья кричать, тогда и наступил Конец.
Слеза скользнула по щеке, и небо замерло в тоске, и больше некуда идти, покуда пусто впереди, куда идти, коль нет пути, и не сойти, и не уйти.
Я помню соль на сухости губ, и песню, которая плыла по Шелковому пути, и которая смолкла в последний момент времени.
Папоротники отозвались глухим и ранимым стуком на клич, туман застыл мраморной густотой, через которую не могли пройти ни воздух, ни дождь, а тот старался.
В соленый след врезалась капля и великим чудом упала на землю.
Благословенная земля.
Я помню остроту его бровей, как будто их прорезал вековой ручей, изгиб у шеи, - капля за рубашку.
Ливень шел с мертвого неба, шелковая песня тянулась на вечной ноте.
Мы стояли на вершине мира, которому пришел конец.
Конец истории.

Лишь соловей не спит; ночь напролет
Поет влюбленно; тишина ему
Восторженно внимает. Просиял
Сапфирами живыми небосклон,
А самым ярким в хороводе звезд
Был Геспер, их глава, пока Луна
Не вышла величаво из-за туч
И разлила свой несравненный свет,-
Царица ночи! - и на темный мир
Набросила серебряный покров.

«Paradise Lost»